В настоящее время ЕС работает над множеством реформ, которые практически не освещаются в СМИ, несмотря на то, что предпринимаются активные усилия по превращению ЕС в некое наднациональное государство, которое будет действовать недемократическими и репрессивными методами.
Процессы, происходящие в ЕС, чрезвычайно сложны, и наблюдать за ними непросто. То, что происходит в настоящее время, о чем шла речь на саммите ЕС, но о чем не говорят СМИ, – это реорганизация ЕС в своего рода наднациональное государство, которое может расширять свою власть, используя недемократические и репрессивные методы. Аналитик Денис Дубровин написал об этом статью в ТАСС, которую я вам очень советую прочитать:
Итоги года для ЕС, или Чего ждать от европерестройки
Денис Дубровин — о том, как Евросоюз превращается из международной организации в псевдогосударственную структуру
2023 год может войти в учебники истории как год завершения европейского проекта. По крайней мере в том виде, в каком мы его знаем. Предпосылки к этому можно проследить значительно раньше, но именно в этом году процесс, похоже, стал необратим. Причем финальные аккорды прозвучали буквально под католическое Рождество.
Конец европейского проекта вовсе не означает политический крах или распад Евросоюза. Евросоюз не исчезнет, он будет оставаться на западной границе России. Как говорил Наполеон: “География — это приговор”.
Вопрос лишь в том, на что Европа станет похожа теперь.
Евросоюз как проект мирного интеграционного объединения, основанного на торговле и экономическом сотрудничестве во имя общего процветания государств-членов, фактически прекращает существование. Осталась лишь внешняя форма: механизмы, институты, название. И конечно, дискурс о демократии, свободе, европейском единстве, верховенстве права и миропорядке, основанном на правилах.
Под этой “скорлупой” в Европе нарождается военизированное объединение с жесткой идеологической составляющей, подчинением экономики политике, стремлением к централизации и контролю информационного пространства.
Впрочем, для завершения подобной трансформации у Евросоюза еще сохраняется ряд препятствий. Мешает недостаток властных полномочий брюссельских структур, унаследованный от времен, когда они были лишь экономическими арбитрами отношений между странами ЕС. Препятствуют сохраняющиеся элементы суверенитета национальных правительств, которые могут противодействовать отдельным решениям, слишком сильно подрывающим их интересы. Мешает недостаточная унификация местных элит и сохраняющиеся в разных странах ЕС отдельные политические силы, которые эту трансформацию видят и пытаются ей противостоять.
2024 год станет годом европейских выборов и смены части состава европейских институтов. Будет столкновение нынешней глобалистской элиты ЕС и национальных политических сил, пытающихся противостоять процессам жесткой централизации сообщества, но не имеющих четкого альтернативного проекта. Его исход определит будущее Европы как минимум на следующие пять лет.
Расширение и европерестройка
Глава Еврокомиссии Урсула фон дер Ляйен назвала историческим событием этого года решение ЕС начать переговоры о вступлении в объединение Украины, Молдавии и в перспективе Боснии и Герцеговины. В этом с ней нельзя не согласиться. Но есть нюансы.
В ЕС все понимают, что это решение не изолировано, оно запускает новый цикл расширения Евросоюза. Объединение не может продвигать без очереди Украину и Молдавию и проигнорировать государства Западных Балкан — Албанию, Северную Македонию, Боснию и Герцеговину, Черногорию, Сербию, ожидающих своего часа более 20 лет. В этой же череде и Косово, которое формально не является кандидатом, но Брюссель активно принуждает Сербию к его признанию, чтобы снять все проблемы для приема. Кандидатом стала и Грузия.
Чтобы подготовиться к новому витку расширения, Евросоюзу предстоит провести собственные, внутренние реформы. Решение об этом принято на саммите глав государств (14–15 декабря), но прошло гораздо более незаметно. А зря, поскольку предстоящая европерестройка ведет к серьезному изменению баланса сил в Европе между Брюсселем и национальными правительствами (в пользу первого). “Чертеж” этих реформ был намечен на консультациях представителей Еврокомиссии и ведущих стран ЕС в Брюсселе летом этого года. Он подразумевает три основных направления преобразований.
Во-первых, отказ стран сообщества от права вето, чтобы решения можно было принимать не консенсусом, а квалифицированным большинством голосов. Кстати, этот процесс уже начал обкатку прямо на декабрьском саммите, когда премьер Венгрии Виктор Орбан вышел из зала, а за его спиной все поддержали переговоры с Украиной и Молдавией. Получилось символично.
Во-вторых, сокращение постов в Еврокомиссии. Это, казалось бы, косметическое изменение означает отказ от принципа “один еврокомиссар (член ЕК) от одной страны”. Да, формально еврокомиссары не лоббируют интересы этих государств, а заняты своими отраслевыми полномочиями. Их должности — аналог министров в правительстве любого государства. Однако интересно посмотреть на те страны, которые добровольно согласятся отказаться от своего человека в Еврокомиссии.
В-третьих, пересмотр бюджета ЕС. Его предстоит увеличить, чтобы покрыть нужды новых экономически слабых стран. Простого перераспределения платежей и увеличения национальных взносов на удовлетворение новых аппетитов не хватит, поэтому Еврокомиссия изучает возможности введения новых европейских налогов и пошлин, доходы от которых, минуя национальные правительства, будут уходить сразу в евробюджет.
Пока это только схема, однако каждый ее пункт четко отражает движение Евросоюза от международной организации к псевдогосударственной структуре.
Нюансы с Украиной
Тут необходимо упомянуть несколько нюансов, почему страны ЕС относительно легко приняли решение о расширении в случае с Украиной.
Во-первых, все лидеры ЕС точно знают, что с последствиями приема Украины придется иметь дело не им и даже, вероятно, не их преемникам. Когда летом этого года, пытаясь подбодрить Украину, глава Европейского совета Шарль Мишель предложил странам ЕС пообещать принять эту страну в ЕС к 2030 году, ответом было почти дружное “нет”.
Во-вторых, неизвестной величиной в процессе приема Украины в ЕС является вопрос о той территории, которая останется под ее контролем. Это само по себе делает весь этот процесс очень гипотетическим.
В-третьих, и это главное, реальной альтернативы этому решению у стран ЕС просто не было. Лозунг “стоять с Украиной сколько потребуется” остается в Евросоюзе не просто официальным, а единственно существующим. Никакого плана Б нет. Но и выделить свежий денежный транш на поддержку Киева готовы далеко не все, потому моральная поддержка в виде обещания, отложенного в исполнении минимум на десятилетие, и выглядит наименьшим из зол.
Кризис расширения
Говоря о расширении, нельзя не упомянуть, что первые серьезные сбои в европейском проекте начались 18 лет назад — аккурат в результате прошлой волны расширения.
Весной 2004 года в Евросоюз вступили сразу 10 стран Центральной и Восточной Европы, однако уже год спустя ЕС потряс институциональный кризис, когда граждане Франции и Нидерландов на референдумах в мае-июне 2005 года проголосовали против принятия конституции Евросоюза. Этим решением они фактически отклонили попытку начать строить на месте европейского сообщества подобие европейского сверхгосударства. Институциональный кризис Евросоюза продолжался четыре с половиной года, которые понадобились на “переупаковку” ключевых положений отвергнутой евроконституции в Лиссабонское соглашение ЕС, вступившее в силу 1 декабря 2009 года.
Это соглашение запустило часть процессов, которые должна была инициировать евроконституция. Был изменен баланс власти в Евросоюзе, усилены полномочия брюссельских институтов. Одним из главных нововведений стало создание Европейской службы внешних действий, которую ныне возглавляет Жозеп Боррель. С этого момента внешняя политика ЕС стала все более концентрироваться в руках Брюсселя, а возможности для внешнеполитического маневра входящих в Евросоюз государств начали резко сокращаться. Именно это позднее станет одной из причин выхода Великобритании из ЕС.
В целом расширение 2004 года, когда число входящих в ЕС государств разом увеличилось с 15 до 25, наглядно продемонстрировало простой факт: чем больше стран входят в Евросоюз, тем более жесткая в нем должна быть дисциплина и тем больше полномочий должны иметь центральные институты ЕС, чтобы структура сохраняла управляемость. Играли свою роль и факты политической культуры и геополитической близости — 15 странам Западной и Северной Европы было куда проще найти общий язык, чем 25 государствам Западной, Восточной, Центральной и Южной Европы.
Эта закономерность впоследствии многократно проявлялась в последующих кризисах Евросоюза: кризисе евро и суверенной задолженности 2008–2013 годов, миграционном кризисе 2015 года, пандемии COVID-19. И после каждого из них брюссельские структуры получали немного (а иногда и много) больше власти, а полномочия национальных правительств стран ЕС сокращались. Всегда ради эффективности преодоления трудностей.
Отказ от мира
Главной чертой европейского проекта на протяжении десятилетий в сфере официальной и публичной дипломатии оставался принцип мирного решения любых конфликтов. На практике, конечно, все было гораздо сложнее, но вслух он декларировался неизменно так.
В 2022 году Жозеп Боррель первым озвучил тезис, что украинский конфликт должен быть решен на поле боя. Это было сказано впервые в истории сообщества. В прошлом году кто-то мог сказать, что это частный случай, вызванный конфликтом на Украине (не будем здесь о роли ЕС в его возникновении и разрастании). Однако в 2023 году этот тезис был подкреплен конкретными программами и действиями. Так называемый Европейский фонд мира был закреплен как главный инструмент для поставок оружия на Украину, а также (правда в гораздо меньших масштабах) отдельным странам Африки, Молдавии, в перспективе — странам Балкан. Объем средств фонда был увеличен на €5 млрд, также подготовлен проект его нового увеличения в 2024 году — на €20 млрд на срок до 2027 года.
Война в Израиле показала, что этот новый европейский дипломатический тренд не ограничивается украинским конфликтом, — в течение двух с половиной месяцев страны ЕС пытались договориться между собой о принятии общей позиции с призывом к прекращению огня, но так и не смогли этого сделать. Максимум, чего удалось добиться, — призывов к “гуманитарным паузам”.
Война вновь стала признанным средством европейской политики. Одного этого в принципе достаточно, чтобы говорить о конце европейского проекта и возникновении на его месте совершенно новых процессов.
Военизация
Милитаризация экономики сообщества стала одним из символом 2023 года в Евросоюзе. Она началась с обещания Брюсселя поставить Киеву миллион снарядов за 12 месяцев — под летнее наступление и для дальнейшего закрепления успеха. Обещание было дано в феврале этого года, то есть у Евросоюза осталось два месяца. Впрочем, лидеры ЕС уже признали, что выполнить эту задачу Евросоюз не сможет. По состоянию на начало декабря Киев получил от стран ЕС примерно 480 тыс. снарядов, из них около 300 тыс. были взяты из имеющихся запасов, а остальные 180 тыс. частично произведены, частично закуплены у других государств.
Впрочем, неудача с производством не должна вводить в заблуждение — Брюссель активно работает, убеждая европейский бизнес вкладываться в военную промышленность.
Что-что, а выстраивание бизнес-процессов — это сильная сторона европейцев. Эта задача поручена еврокомиссару по вопросам внутреннего рынка Тьерри Бретону. Он активно предлагает дотации, собирает инвестиции, формирует контракты по закупкам боеприпасов и оружия, призывая работать в несколько смен, строить новые заводы и восстанавливать законсервированные производства.
Контроль ВПК
Декабрьский саммит ЕС рассмотрел идею Еврокомиссии о создании единого оборонного рынка ЕС, однако пока не поддержал ее и отправил на доработку.
Обширный пакет законодательных инициатив предполагает, в частности, передачу странами сообщества Еврокомиссии полного контроля над военно-промышленным комплексом (ВПК). Подробности этого пока известны только из утечек информации от источников. По их данным, Еврокомиссия предложила наделить себя правом координировать централизованные закупки сырья и комплектующих, налаживать цепочки поставок и даже вмешиваться в контрактные обязательства, определяя приоритетность выполнения военных заказов.
То есть снова использование кризиса для расширения власти Брюсселя на еще одну сферу, никогда не входившую в его компетенцию.
Фактически Еврокомиссия пытается перенести на оборонный рынок ЕС механизмы, обкатанные на производстве вакцин от COVID-19. Хотя раскручивание этого процесса в странах ЕС потребовало значительного времени, в конечном счете Евросоюз стал мировым лидером по производству вакцин. Правда заключенные и оплаченные Еврокомиссией в разгар пандемии контракты с ведущими западными фармацевтическими компаниями привели к колоссальному перепроизводству. По информации газеты Politico, страны Евросоюза уничтожили по меньшей мере 215 млн доз вакцин против COVID-19 стоимостью €4 млрд — за ненадобностью. Но закупать их предстоит до конца 2026 года — таковы условия контрактов, подписанных главой Еврокомиссии от имени Евросоюза.
Нельзя исключить, что, наблюдая применение аналогичных подходов к ВПК, страны ЕС учитывают и результат. Сопротивление национальных столиц попыткам централизовать европейский ВПК объясняется еще и тем, что над этой отраслью государственный контроль у стран Евросоюза традиционно был очень высок. И отдавать его очень не хочется.
Как бы там ни было, расширение военного производства в Евросоюзе остается одним из ключевых приоритетов Еврокомиссии. Ее глава Урсула фон дер Ляйен заявила, что в следующем году задача производства 1 млн снарядов точно будет выполнена.
Забыть экономику
Экономическое развитие и рост благосостояния своих граждан были визитной карточкой Евросоюза. Более того, экономическая выгода всегда определяла политику, чем, например, объяснялись многочисленные проекты по сотрудничеству между западноевропейскими странами и СССР в период холодной войны, что раздражало США.
Сейчас ЕС сделал разворот на 180 градусов. Экономическими санкциями против России Евросоюз разом отрезал себя от источников энергии, ресурсов и от одного из крупнейших рынков. Все это ЕС в разной степени смог заместить более дорогими субститутами, жестче привязав свою экономику к США. Следующий шаг, который Евросоюз реализует в настоящий момент, — это “снижение зависимости от Китая”, по выражению Урсулы фон дер Ляйен. По линии КНР ЕС действует гораздо медленнее и осторожнее, сталкиваясь с серьезным внутренним сопротивлением, однако курс говорит сам за себя.
В обоих случаях экономика приносится в жертву политике, причем политическим интересам даже не европейских стран, а США и возглавляемого ими глобалистского лобби.
Сторонники экономической войны с Россией и противостояния с Китаем, конечно, скажут, что эти действия должны вновь привести Евросоюз обратно к вершинам развития, после победы “над мировым авторитаризмом”, как говорят в Европе… Но уверенности даже в их голосах мало.
А вот практика показывает, что, хотя рецессии Евросоюзу в целом в 2023 году удалось избежать, скрытые показатели говорят о сокращении производства, всплеске банкротств и резком росте стоимости жизни. И если в 2022 году еще кто-то заикался, что санкционные меры носят экстренный, временный характер, то в 2023-м стало ясно — никакой коррекции курса не предполагается в принципе. “Нужно отдавать себе отчет в том, что санкции не будут отменены после завершения боевых действий на Украине. Даже если отмена санкций станет в каком-то виде частью соглашения о прекращении огня или условием подписания мирного соглашения, чем рано или поздно должен закончиться конфликт, выполнить это обязательство, вероятно, будет очень сложно”, — сказал источник ТАСС в Брюсселе буквально несколько часов назад.
По масштабу введенные экономические ограничения, на мой взгляд, уже даже неверно называть санкциями — это экономическая война и попытка торговой блокады.
Впрочем, справедливости ради, подчинять экономику политике, вернее, даже идеологии Евросоюз начал не в этом и не в прошлом году. Взять хотя бы концепцию “зеленого” перехода, которая уже привела к последовательному росту стоимости энергии. Реализация этого курса стала главным политическим приоритетом Еврокомиссии Урсулы фон дер Ляйен, назначенной в 2019 году.
Под выборы
С этим багажом Евросоюз подходит к выборному циклу 2024 года, когда состоятся общеевропейские выборы в Европарламент, парламентские выборы в ряде государств сообщества и обновление состава исполнительных структур ЕС.
И.о. постпреда России при ЕС Кирилл Логвинов подчеркнул в беседе cо мной, что просчеты нынешнего руководства объединения, в том числе вокруг приема Украины, “будут иметь серьезные последствия для внутриполитической жизни Евросоюза, в том числе в контексте предстоящих в 2024 году выборов, в частности в Европарламент”. “И не надо потом винить Россию во вмешательстве в “демократические избирательные процессы”: это будет использовано оппонентами тех, кто сегодня находится у власти”, — предупредил он.
В Еврокомиссии это тоже понимают и готовятся очень серьезно. Как ранее заявил Боррель, “мы должны бороться с российскими нарративами”. То есть любыми, которые не соответствуют брюссельским.
Контроль соцсетей — рычаги уже созданы
В августе в Евросоюзе вступил в действие так называемый Акт о цифровых услугах ЕС, который, в частности, обязывает операторов соцсетей удалять информацию, если ее сочтет ложной сеть так называемых независимых фактчекеров, которую признает Еврокомиссия. В случае нарушения этого требования оператору соцсети может быть выписан штраф объемом до 6% от всей прибыли компании, в случае системного неподчинения нарушителю грозит запрет в странах ЕС. Таким образом Еврокомиссия закрепила юридическую ответственность в ЕС оператора соцсети за контент, размещаемый в ней третьими лицами.
Один из основных кураторов этого акта в Еврокомиссии — замглавы ЕК по вопросам европейских ценностей и транспарентности Вера Юрова говорит, комментируя требования Акта о цифровых услугах, что “дезинформация — это один из величайших рисков для европейского демократического информационного пространства, включая все, что относится” к российской специальной военной операции на Украине и предстоящим выборам. Решать, что есть дезинформация, будут те самые фактчекеры, а в перспективе — алгоритмы нейросети, обученные на их опыте.
И эти рычаги уже работают. 18 декабря Еврокомиссия начала официальное расследование против соцсети X (ранее Twitter) в рамках европейского Акта о цифровых услугах. “Подозрения: нарушения обязательств по [удалению] нелегального контента и дезинформации, нарушения обязательств по транспарентности, разработка пользовательского интерфейса, вводящего пользователей в заблуждение”, — написал еврокомиссар по вопросам внутреннего рынка Тьерри Бретон (тот самый, который курирует милитаризацию экономики ЕС) на своей странице… в соцсети X. При этом Еврокомиссия в середине октября направила владельцу X Илону Маску и руководству компании письмо со списком нарушений. Тот факт, что открыто официальное расследование, означает, что полученный ответ ЕК сочла неудовлетворительным. Еврокомиссия тогда же направила аналогичные письма американской корпорации Meta (признана экстремистской в РФ) и китайской компании TikTok (выразила полную готовность сотрудничать). По информации СМИ, основные претензии Еврокомиссии ко всем соцсетям были связаны с распространением информации палестинских источников о нападении радикального движения ХАМАС на Израиль.
При этом в 2023 году Еврокомиссия приступила к разработке нового пакета законодательства по контролю контента в Сети, которое в перспективе запретит операторам соцсетей и мессенджеров удалять контент по причине несоответствия пользовательскому соглашению, если этот контент не нарушает европейских норм. То есть правильный контент удалению не подлежит.
Не факт, что эту норму удастся ввести в действие до выборов 2024 года, но Еврокомиссия явно будет стараться.