В Восточном Средиземноморье разворачивается геополитическая битва, о которой не сообщают западные СМИ, но которая имеет решающее значение для понимания происходящего в регионе.
The Cradle опубликовал статью, которая очень хорошо объясняет события в Восточном Средиземноморье. Речь в ней идет о природном газе и трубопроводах, интересах Турции, Греции, Израиля и Египта, а также США и Китая. Всё это — и многое другое — стало нагромождением проблем в регионе, с которыми трудно разобраться. Война в Газе, бездействие ЕС и мирный план Трампа также становятся гораздо более понятными после прочтения.
Я перевел статью The Cradle, взяв ссылки и изображение из оригинала. Почему этот материал The Cradle так много проясняет, я объясню в отдельной статье, ведь этот текст написан для экспертов, и поэтому зачастую предполагает наличие определенных фоновых знаний.
Начало перевода:
Средиземноморская дуга: новый фронт Вашингтона для окружения Китая и Турции
Трёхсторонний союз между Грецией, Кипром и Израилем укрепляется, становясь ядром безопасности и политики более широкого проекта по соединению Средиземноморья с Индийским океаном и окружению растущего влияния Китая в Западной Азии и Южной Европе. Турция рассматривает этот союз как прямую стратегическую угрозу своим региональным амбициям и национальной безопасности.
The Cradle Correspondent
“Одной из важнейших проблем являются видимые и невидимые зоны, из которых складывается окружение Турции. Видимые зоны окружения – это сети альянсов, сформированные во вред Турции. Мы знаем о них и разрабатываем ответные дипломатические меры. Если дипломатические меры по определённым вопросам не могут быть разработаны, вопрос передаётся на рассмотрение военных и силовых структур, а затем уже следует дальнейшее развитие событий”, – Хакан Фидан, министр иностранных дел Турции.
Слова министра иностранных дел Турции Хакана Фидана, прозвучавшие ранее в этом месяце, стали чётким заявлением о том, что относительно спокойные воды Восточного Средиземноморья стали линией фронта более масштабного геополитического конфликта.
Угроза того, что “Турция нанесёт первый удар” была направлена не только в адрес Греции, Кипра или Израиля, но и в адрес новой архитектуры безопасности, формирующейся вдоль западного побережья, так называемой “Средиземноморской дуги”. Это трёхстороннее стратегическое партнёрство вышло за рамки региональной коалиции, призванной противостоять амбициям Анкары. Теперь оно образует важнейший узел в более широком геополитическом контексте, известном как Индо-Средиземноморский пояс, центральная арена обостряющегося соперничества между США и Китаем в Евразии и за её пределами.
Оно было направлено непосредственно против новой, ориентированной на Запад военной оси, формирующейся под надзором Вашингтона. В её центре находится треугольник Греция-Кипр-Израиль, стратегический форпост, прочно вписанный в более широкую борьбу за гегемонию в Евразии.
В то время как Турция обвиняет других в “окружении” её, она одновременно укрепляет своё региональное влияние посредством военных соглашений с балканскими государствами, создаёт военную дугу вокруг Греции и реализует морское соглашение с Ливией, которое Афины рассматривают как нарушение своего суверенитета.
Энергия как предлог, гегемония как цель
Крупнейшие открытия месторождений природного газа в восточной части Средиземноморья — Тамар и Левиафан у побережья оккупированной Палестины, Афродита у Кипра и египетское газовое месторождение Зохр — спровоцировали сдвиг в региональных альянсах. То, что когда-то было регионом, импортирующим энергоносители, теперь обещает стать стратегическим экспортным хабом.
Эта трансформация совпала с растущим отчаянием Европы в вопросе замещения российского газа после военной операции Москвы на Украине. Газовые запасы Средиземноморья, которые внезапно стали рассматривать как геополитическую находку, вывели Израиль в центр внимания как “надежного партнера”.
Для защиты и экспорта этих новых ресурсов возникло беспрецедентное политическое и военное сотрудничество. После десятилетий региональной изоляции газовый бум предоставил Тель-Авиву стратегический шанс наладить более тесные связи с европейскими соседями.
В 2019 году в Каире был основан Восточно-Средиземноморский газовый форум (EMGF) с целью институционализации этих меняющихся альянсов. Но его истинной функцией было проведение красной линии против Турции. EMGF полностью исключил Анкару, и это исключение было не случайным, а структурным.
Краеугольными камнями этой структуры стали два проекта: газопровод EastMed – подводный газопровод протяженностью 1900 километров, проходящий через Грецию и Кипр в Европу, и Great Sea Interconnector – глубоководный энергетический кабель, соединяющий Тель-Авив с европейской энергосистемой.
Их масштаб – стоимость более шести миллиардов долларов, огромные глубины океана и нерешенные технические проблемы – не охладил энтузиазма Запада просто потому, что эти проекты – инструменты политического укрепления, а не просто экономические начинания. Они служат более масштабной цели, настолько глубоко интегрируя Израиль в европейскую инфраструктуру, что его безопасность становится неразрывно связанной с энергетическим суверенитетом Европы.
Южный фланг НАТО стягивается
Исторически Греция и Кипр играли скромную роль на юго-восточной периферии ЕС и НАТО. Однако с появлением доктрины “Голубой родины” (Mavi Vatan) при президенте Реджепе Тайипе Эрдогане – политики морской экспансии, посредством которой Турция утверждает суверенные права на обширные территории в Эгейском, Восточном Средиземноморье и Черном морях, – их статус изменился.
Эта доктрина, продвигаемая турецкими военно-морскими силами, оспаривает претензии Греции на десятки островов и отвергает одностороннее объявление Кипром исключительной экономической зоны. Анкара рассматривает эти зоны как расширение своего континентального шельфа, жизненно важного для ее энергетической и оборонной автономии.
Таким образом, Средиземноморская дуга стала совместным механизмом противодействия Турции, выходя за рамки дипломатии и переходя к глубокому, скоординированному военному сотрудничеству. Совместные учения, такие как ежегодные военно-морские учения NEMESIS и учения Noble Dina, посвященные защите газовых платформ, борьбе с терроризмом и поисково-спасательным операциям, стали регулярными, укрепляя трехстороннее оперативное взаимодействие.
Переломным моментом стало развертывание Кипром передовой израильской системы ПВО Barak MX. Barak MX с дальностью полета 400 километров дает Кипру возможность сбивать современные турецкие беспилотники, такие как Bayraktar, эффективно создавая локальный “пузырь” ограничения доступа/блокирования зоны (A2/AD) в Восточном Средиземноморье.
Благодаря дальности полета в 400 километров Кипр получает возможность угрожать турецким беспилотникам и самолётам, находящимся далеко за пределами его воздушного пространства. Это также создаёт мини-зону A2/AD – стратегический щит, призванный блокировать проецирование турецкой мощи.
Для Кипра это стало ответом на унижение 1998 года, когда под давлением НАТО он был вынужден выйти из соглашения с Россией о поставках С-300. Теперь, при поддержке Тель-Авива, Кипр позиционируется как военизированный форпост в Восточном Средиземноморье.
Интеграция Тель-Авива в западную систему
“Средиземноморская дуга” формализует интеграцию Тель-Авива в западную систему безопасности. “Доктрина периферии” Бен-Гуриона — прежняя стратегия построения партнёрских отношений с неарабскими государствами, такими как дореволюционный Иран и Эфиопия, для обхода арабской враждебности — утратила силу. Теперь Израиль создаёт жёсткий пояс безопасности на своём западном фланге.
Надёжность этого альянса была проверена в июне 2025 года во время краткой, но интенсивной эскалации израильско-иранского конфликта. Перед операцией Тель-Авива “Восстающий лев” все гражданские ВВС Израиля были тайно перебазированы в аэропорты Кипра и Греции. Хотя официальные лица отрицали какую-либо координацию, данные авиадиспетчерской службы и местные сообщения подтвердили факт операции.
Несмотря на официальные опровержения, данные свидетельствуют о том, что американская база в заливе Суда на Крите служила стартовой площадкой для американских самолётов-заправщиков, поддерживающих дальние удары Израиля. Сообщается также, что для защиты базы были развернуты греческие батареи Patriot.
Эта тихая и надёжная поддержка в момент экзистенциального кризиса позволила Греции и Кипру войти в тесный круг оборонных планов Израиля. Это стало сигналом перехода от отношений, основанных на интересах, к стратегическому партнёрству, основанному на доверии и необходимости.
Индо-Средиземноморский коридор: руководство Вашингтона по окружению
Что превращает дугу из региональной схемы в глобальную линию разлома, – это её центральная роль в Индо-Средиземноморском коридоре Вашингтона – морском маршруте, созданном для обхода влияния Китая по Индийскому океану, Красному морю и Средиземному морю.
Это инфраструктурная основа комплексной стратегии сдерживания, которая согласуется с I2U2 (Индия, Израиль, ОАЭ, США) и коридором Индия-ОАЭ-Саудовская Аравия-Иордания-Израиль, цепочкой поставок, на которую Тель-Авив всё больше полагается с тех пор, как базирующиеся в Сане йеменские силы начали препятствовать израильскому судоходству в Красном море.
Индия, столкнувшись с растущим сближением Пакистана и Турции, рассматривает дугу как стратегический противовес. Визит премьер-министра Индии Нарендры Моди на Кипр во время израильской операции “Восходящий лев” был продуманным политическим посланием Анкаре. Формирующееся сближение напоминает возрождение древнего “Золотого пути”, соединяющего Индию с Европой, – теперь уже в качестве аналога китайского Нового Шелкового пути. Заметными событиями также являются совместные форумы, такие как Деловой совет Индия-Греция-Кипр, и растущее военно-промышленное сотрудничество между Индией и Израилем.
Пекин рассматривает дугу как скрытую угрозу своей инициативе Шелкового пути. Китайский государственный конгломерат COSCO уже контролирует 67% порта Пирей, ключевого пункта своей европейской логистической цепочки. Под управлением Китая порт стал одним из самых загруженных в Европе.
Однако Греция, хотя и является экономическим партнёром Китая, также является форпостом альянса НАТО, и поэтому проводит совместные учения с Израилем и имеет постоянное военно-морское присутствие США. Эта двойственность ставит Афины в центр конфликта между трансатлантизмом и многополярностью.
Линии разлома и хрупкость
Несмотря на свои амбиции, Средиземноморская дуга не лишена слабых мест. В марте 2025 года после того, как Греция заморозила платежи французскому поставщику кабеля, был приостановлен проект “Великого морского интерконнектора”. Итальянские суда, проводившие исследования морского дна, покинули проект в середине 2024 года, как только Анкара направила в регион пять военных кораблей.
Даже Кипр выразил сомнения. Министерство финансов Кипра заявило, что независимые исследования сочли проект прокладки кабеля экономически нецелесообразным в текущих условиях. Это заявление породило спекуляции относительно способности — или готовности — Кипра финансировать это предприятие.
Продолжающееся расследование ЕС по факту коррупции на ранних стадиях проекта ещё больше обострило напряжённость.
Но самая непосредственная угроза исходит от Турции. Анкара чётко дала понять, что любая региональная энергетическая инициатива, идущая в обход Турции, неприемлема. Она развернула военно-морские силы, пригрозила принудительными мерами и продолжает оспаривать претензии на морские границы, используя жёсткую силу.
Средиземноморская дуга — не второстепенное явление. Она стала одной из самых острых точек давления в формирующемся мировом порядке. То, что начиналось как региональное соглашение о потоках энергии, теперь превратилось в мощную оборонительную линию в кампании Вашингтона по обходу своих конкурентов в Восточной и Западной Азии.
В этих водах разделительные линии XXI века не обсуждаются — их просто чертят. И то, устоит ли эта поддерживаемая Западом ось или рухнет под тяжестью внутренней напряжённости и внешнего противодействия, определит следующую главу мирового порядка.
Конец перевода