То, что процесс дедолларизации идет полным ходом, не вызывает сомнений. Вопрос в том, как может выглядеть финансовая система без доллара.
Дедолларизация мировой экономики идет полным ходом, и сообщения об этом можно встретить в СМИ практически ежедневно. Вот несколько примеров за август 2023 года: 5 августа стало известно, что Боливия переходит на китайский юань во внешней торговле, после расширения БРИКС ожидается, что доллар потеряет свое значение в торговле между странами БРИКС, что ускорит дедолларизацию, а в конце августа также стало известно, что использование евро в международной торговле упало до исторического минимума.
Вопрос в том, какая финансовая и расчетная система может прийти на смену доллару (а также евро). Один российский профессор написала интересную статью на эту тему, которую опубликовало российское информационное агентство ТАСС:
Теряя ключевые свойства: каковы варианты замены доллара
Американский доллар и доверие к США были основой не только Бреттон-Вудской (из-за золотовалютного стандарта), но и пришедшей ей на смену Ямайской финансовой системы (благодаря нефти). Это так называемый эффект QWERTY: считается, что существующая раскладка клавиатуры не самая эргономичная и не самая удобная, но все к ней привыкли и переделывать ее слишком дорого и сложно (как бюрократически, так и технически). Однако, статус-кво может существовать только до тех пор, пока не возникнет ситуация, когда положительные последствия изменений начнут превышать их издержки.
Почему доллар США?
Бреттон-Вудская финансовая система, основанная в 1944 году, сделала доллар основным средством международных расчетов (как торговых, так и инвестиционных) и сбережений (в том числе хранения международных резервов). Для основной мировой резервной валюты должны быть характерны следующие свойства: стабильная внутренняя и международная стоимость; значимая роль в международной торговле; свободный обмен на рынке иностранной валюты; свободная конвертируемость; наличие надежных институтов страны-эмитента, стабильного экономического положения и устойчивости к кризисам; высокая ликвидность государственных облигаций. Несмотря на некоторые “недочеты”, из всех мировых валют именно доллар США — так или иначе — отвечал этим свойствам и оставался на протяжении десятилетий основной мировой резервной валютой.
Согласно соглашению, подписанному на Бреттон-Вудской конференции в 1944 году, курс доллара был привязан к золоту по $35 за тройскую унцию. Однако кризисы 1970-х в США и падение курса американской валюты привели к коллапсу Бреттон-Вудской системы, и правительство США отказалось обменивать доллары на золото.
В 1970-е, когда мировая финансовая система находилась в процессе трансформации, одним из основных — при этом негласных — вопросов в администрации США стал вопрос о том, что могло бы выступить в качестве возможного “обеспечения” доллара. Здесь немаловажное значение сыграло увеличение значимости энергоносителей в мировой экономике во второй половине XX века (в частности, нефти и газа) и изменение структуры энергетической системы мира. В 1974 году тогдашний госсекретарь США Генри Киссинджер посетил Саудовскую Аравию, и страны подписали Соглашение о двусторонней кооперации (Joint Statement on Saudi Arabian-United States Cooperation). Хотя в документе не было даже упоминания американского доллара, оно привело к углублению отношений двух стран в разных сферах (в том числе финансовой, энергетической и оборонной) и, по сути, предопределило появление нефтедолларов. Так, в середине 1970-х при поддержке Саудовской Аравии все страны ОПЕК договорились о продаже нефти в долларах США. Хотя некоторые страны — экспортеры нефти все же предпринимали попытки уйти от этой валюты, — например, перейти в расчетах за нефть на СПЗ (специальные права заимствования МВФ), — существенных результатов в этой сфере добиться не удалось, и доллары США остались основным средством оплаты за нефть.
Несмотря на свободную конвертацию валют в период новой Ямайской финансовой системы, основные страны — экспортеры нефти сделали свои валюты привязанными к доллару США. Таким образом, я бы сказала, что нефть, а не золото стала новым “обеспечением” для доллара США: имея какое-либо количество американской валюты на руках, покупатель в любом случае мог купить нефть (много или мало — не важно, главное — что мог).
Нефтяные шоки 1970 годов привели к росту цен на нефть, что в свою очередь подстегнуло рост спроса на американские доллары со стороны стран — импортеров нефти. В то же время в странах — экспортерах нефти полученные нефтяные доходы превышали расходы. Как следствие, безналичные доллары США в любом случае всегда находились на корреспондентских счетах в американских банках, и эти банки могли использовать их для своих операций как практически бесплатный пассив. В дополнение к этому страны-экспортеры покупали казначейские облигации США и гособлигации Великобритании, помогая финансировать существующие дисбалансы. Таким образом, благодаря нефтедолларам Соединенные Штаты обеспечили себе гарантированный приток капитала. Как следствие — наблюдался парадокс Лукаса, когда в реальности больше капитала перетекало в развитые страны из развивающихся, а не наоборот.
Китай, кризисы, геополитика… и снова нефть
Ускорение экономического роста Китая в начале XXI века и мировой финансовый кризис 2008–2009 годов привели к трансформации международных потоков капитала (парадокс Лукаса исчез) и торговли (КНР активно наращивала международную торговлю), что в свою очередь спровоцировало некоторое снижение значимости доллара США в мире. Ускорение процессов дедолларизации произошло в 2010-е на фоне усиления геополитической напряженности (в том числе торгового конфликта США — Китай, санкций против России) и последствий кризиса 2020 года (в том числе выхода КНР на первое место в мире по объемам международной торговли, макроэкономических проблем в развитых странах, включая США).
События 2022–2023 годов привлекли еще большее внимание мирового сообщества к процессам дедолларизации.
Во-первых, 1 января 2022 года вступило в силу соглашение о создании крупнейшей в мире зоны свободной торговли (ВРЭП) — с участием 10 стран АСЕАН и 5 стран, с которыми у АСЕАН уже были подписаны соглашения о свободной торговли (в том числе Китаем). При этом в соглашении отсутствовали Индия и США (прямые конкуренты Китая), что существенно облегчило торговлю в регионе. По итогам 2022 года КНР подтвердила свой статус основного торгового партнера мира — и не только для развивающихся, но и для многих развитых стран (в общей сложности Китай является основным партнером по экспорту для 40 стран мира).
Во-вторых, санкции, наложенные на Россию (из-за крупных размеров экономики и ее значимой роли в виде международного торгового партнера), и риски вторичных санкций привели к ограничениям в международных расчетах в долларах США. Как следствие — многие международные контрагенты в контексте торговли с РФ стали избегать расчетов в американской валюте. Этот процесс стал своего рода “прецедентом”, и в новостях и политических выступлениях по всему миру все чаще стали звучать заявления о расширении объемов международных транзакций в национальных валютах. По статистике, однако, отследить объемы этих транзакций сложно (так как многие из них осуществляются вне SWIFT, через локальные системы передачи финансовых сообщений, а в последствии — будут проводиться и посредством цифровых валют).
В-третьих, в декабре 2022 года состоялся саммит Китай — арабские государства. По своей риторике это событие было очень похоже на посещение Киссинджером Эр-Рияда в 1974 году. На саммите обсуждался большой пул вопросов, среди которых центральное место заняла торговля и способы оплаты энергоносителей. Продажа нефти Саудовской Аравией, Объединенными Арабскими Эмиратами, а также Россией и Ираном за национальную валюту — это очень большой “камень в зеленый огород” долларов США, так как на эти четыре страны, по данным BP, приходится около трети мировой добычи нефти. Немаловажно, что с 1 января 2024 года эти четыре страны (которые являются и крупнейшими экспортерами нефти — порядка 40% экспорта нефти в мире), а также Индия и Китай (крупнейшие импортеры — 34% общемирового импорта нефти) будут членами одной организации — БРИКС, что непременно усиливает кооперацию между этими странами. Тем временем Саудовская Аравия и Китай наращивают объемы двусторонней торговли, и в этих условиях в среднесрочной перспективе может встать вопрос о том, чтобы снизить зависимость монетарной политики королевства от американской ФРС (которая, кстати, показала достаточно низкую эффективность в борьбе против инфляции) и… отвязать курс саудовского риала от доллара США.
В-четвертых, усилились проблемы в экономике США. Уже два из трех международных рейтинговых агентств снизили кредитный рейтинг США с ААА до АА+, это S&P в 2011 году и — совсем недавно, в августе 2023 года — Fitch Ratings. Высокая ставка ФРС, ухудшение институционального качества США, нестабильность курса доллара, высокий уровень инфляции, огромный двойной дефицит (текущего счета платежного баланса и бюджета) и, как следствие, растущий долг при отмене “потолка госдолга” — все это снижает доверие к США как стране — эмитенту основной резервной валюты.
Сценарии изменений мировой финансовой системы
Как следствие, доллар действительно постепенно теряет ключевые свойства основной резервной валюты, а архитектура мировой финансовой системы претерпевает значимые изменения. Однако, вопрос о том, какой она будет остается предметом дискуссий. Эксперты выделяют следующие четыре сценария трансформации архитектуры мировой финансовой системы.
1) Отсутствие каких-либо трансформаций. То есть мир продолжит жить в условиях, когда доллар США остается главным средством платежа, обмена и сохранения стоимости в мире. Однако я вижу здесь ряд проблем, которые вряд ли будут решены в среднесрочной перспективе (а некоторые вообще вряд ли когда-либо будут решены), и потому нахожу реализацию этого сценария маловероятной.
Для того чтобы доллар был главным, единственным и неповторимым, он должен быть, во-первых, единым средством платежа, то есть приниматься для оплаты в большинстве стран мира, — а уже сейчас из-за санкций это свойство ограничено. Во-вторых, он должен быть средством накопления стоимости, имея низкую инфляцию в стране-эмитенте, — что тоже существенный вопрос из-за прецедента потери контроля над инфляцией в 2022 году. В-третьих, это необходимость “измерения стоимости” определенного вида товара или услуги (в контексте мировых денег это свойство определяется тем, в какой валюте выражена цена на товары на биржах). В-четвертых, он должен быть средством обращения — когда товар меняется на определенную валюту, а за непосредственно эту валюту (а не через кросс-курс) можно купить другой товар. Последние два свойства действительно соответствуют доллару в данный момент, но если объемы продаж энергоносителей и других значимых сырьевых товаров (в том числе связанных с производством высокотехнологичного оборудования) увеличатся на биржах других стран (например, китайских, индийских или российских), то и эти два свойства потеряют свою значимость.
2) Полная замена доллара на другую валюту, или корзину валют, или другие средства платежей. Полагаю, что вероятность реализации этого сценария — совсем низкая, так как полная замена американского доллара вряд ли полностью реализуема с учетом хотя и снижающегося, но все же значимого веса США в мировой экономике (при прочих равных условиях, конечно, — в отсутствие реализации значимых системных рисков в экономике США в среднесрочной перспективе).
В подавляющем большинстве сделок на мировом валютном рынке одной из сторон все еще остается доллар. Ведущие пары валют почти все так или иначе соотносятся с ним, только две существуют без участия доллара — это евро и фунт стерлингов, евро и японская иена (но и они торгуются не на лидирующих позициях, через кросс-курс). Что касается корзины валют — то в этом случае проведение платежей за товары/услуги ограничено технически, особенно если это касается всех стран мира.
В структуре международных резервов, согласно данным МВФ, с 4К16 (момент, когда МВФ выделил юань в качестве отдельной валюты в структуре мировых резервов) до 1К23 (последние доступные данные) доля доллара США хотя и снижается (с 65,4 до текущих 59,0%), но остается самой высокой по сравнению с остальными резервными валютами (евро, юанем, иеной, фунтом, австралийским и канадским долларом и швейцарским франком). Евро — ближайший “конкурент”, но его эмиссия частично соотносится с эмиссией доллара. Другие значимые валюты в доле международных резервов — японская иена и фунт стерлингов, китайский юань (его доля тоже растет, с 1,1 до 2,6% соответственно). Индийской рупии в этом списке пока что нет, она не считается высоколиквидной исходя из методологии МВФ и подходов большинства центральных банков мира. При этом нельзя не отметить, что страны диверсифицируют свои резервы — доля “других” валют, отличных от резервных, растет (с 2,3 до 3,7% соответственно).
3) Валютная регионализация: сотрудничество стран и формирование единой валюты в блоках. Этот сценарий достаточно сложно осуществить в условиях наличия существенных различий в экономиках разных стран мира. В качестве возможного варианта я не исключаю создание своеобразной “альтернативы” СПЗ МВФ (в качестве резервного и платежного средства в безналичной форме), стоимость которого будет формироваться исходя из корзины нескольких валют. Но “альтернатива” такого рода не будет иметь всех свойств международных денег, а скорее использоваться в качестве расчетной единицы (напомню, СПЗ МВФ — это резервный актив, что не является ни валютой, ни долговыми обязательствами).
4) Биполярная финансовая система, когда часть операций совершается в долларах США, а часть — в альтернативных валютах. Это, на мой взгляд, наиболее вероятный сценарий трансформации архитектуры мировой финансовой системы, хотя он сопряжен с рядом сложностей: стоимостью перехода и организацией этих расчетов и вопросов внешнеторгового баланса — когда у страны с высоким профицитом текущего счета платежного баланса с определенной страной-партнером может наблюдаться избыток валюты другой страны (например, у России — индийских рупий, так как экспорт РФ в Индию существенно превышает импорт) или же ее дефицит.
В этом сценарии, с одной стороны, между странами Группы семи торговые и инвестиционные транзакции продолжают проводиться в основном в долларах США и евро. С другой стороны, развивающиеся страны проводят международные транзакции в национальных валютах. Здесь немаловажное значение может сыграть роль расширенного БРИКС и двусторонних соглашений отдельных пар стран в части торговли/инвестиций в национальных валютах. Сюда же хорошо ложится вопрос торговли энергоносителями и другими значимыми сырьевыми товарами, что позволит развивающимся странам снижать объемы транзакций в долларах США. В этом сценарии, конечно, основной валютой для транзакций будет китайский юань — в силу его значимости как торгового и инвестиционного партнера (Китай кредитует в большинстве своем развивающиеся экономики), а также того факта, что в настоящий момент это единственная резервная валюта из развивающихся стран и наиболее ликвидная.